...едет чукча, песни складные поет. Хорошо ему... Собаки бегут, снег под лыжами нарт скрипит, моржи в море плавают, а оленя в домашнем стаде сношается. И поет он об этом всём песни северные, горластые...
А еще он поет о том, как победил всех в метании тынзяна на хорей, а также о том, как взлетал над всеми в состязании "найти моржа", как подбрасывали его несколько мужчин в воздух, и смотрел он вокруг - где притаилась хитрая жирная тюленя?
И вспомнил он тут, почему-то, что не досталось ему на празднике огненой воды. Всем досталось, а вот мимо него - прошло как-то...
Омрачился чукча, запечалился. Натянул капюшон на голову и носом засопел. Петь перестал. Хамуз из кармана достал и стал грустные звуки издавать. Опечалилась и тундра вместе с ним. Даже ягель к земле поник совсем.
Достал он из кармана кисет, что еще бабушка вышивала, достал оттуда щепотку сушеных мухоморов и закинулся по полной. Закружилась голова, а то и земля затряслась, загудела тундра разными голосами, залетали вокруг стаи белых сов полярных... и стало ему плохо совсем. Помутилось сознание.
А когда он очнулся, обнаружил он, что стоит он уже на охотничьих лыжах, подбитых камусом, на заснеженном холме и расстилаются перед ним все нижние земли. У увидел он тут всех: и деда своего, и прадеда, и их дедов, как сидят они в море в лодках-калданках и на толстую касатку охоту ведут. И чумы увидел он, и оленьи стада бесчисленные, и собак ездовых и охотничьих...
И увидел он, как женщины его рода дружно ножами-улу нерку да кету споро разделывают, запасы готовят, как оленьи шкуры бисером расшивают, как красиво выглядят они все. И как дети по стойбищу стайкой бегают, веселятся, играют...
Тут собака гавкнула и приход этот красивый и радостный у чукчи прошел. Начался другой - какая-то безумная и дикая хрень со скелетами бабскими из моря

М-м-м-м... да, к чему это я всё?

А-а-а-а! Вспомнил! К тому, что, однако, дите лучше в семье нянчить. Расчитывая только на проезжающих геологов - долго не протянешь...