День Катапульты

Пищик.(Любови Андреевне.) Что в Париже? Как? Ели лягушек?
Любовь Андреевна. Крокодилов ела.
Пищик. Вы подумайте…
А.П.Чехов «Вишневый сад» 1903 г.

Однажды субботним утром в конце очередного лета я сел на Q-вокзале в
электричку направления «Ква–Шки», чтобы посмотреть выставленный на продажу
известным узбекским поэтом в одном дачном товариществе двухэтажный кирпичный
дом на пяти сотках земли. До места можно было добраться по Горькой дороге, но
я принадлежал к социальной группе безлошадных и поехал по чугунке.

Для этого времени года погода стояла обычная. Просторы русской равнины за давно
немытым окном вагона казались беспредельными, рождая в душе мистические
настроения и воспоминания о гоголевской птице-тройке. В самом же вагоне все
было несколько по-другому. Однообразно серая и одновременно таинственная
компания попутчиков напоминала склад манекенов. Многие воровато держались за
ручки вещей. Кто-то спал с открытым ртом. Прямо напротив меня сидела женщина
средних лет. Она слегка раздвинула ноги, так что были видны поношенные
панталоны со следами неумелой штопки и сосуды на коже бедер, отливающих сизым
цветом с темными пятнами от чьих-то пальцев.

Контролер прошел сразу же после Старой Гиреевки. Пьяных пока еще не было. Но
было ощущение, что это ненадолго. В задней части вагона уже забренчали на
гитаре и завыли что-то из Визбора. Справа трое с синими руками и короткими
стрижками устроили игру то ли в бридж, то ли в секу. Сидящий рядом со мной
мужичонка, похожий на лауреата шнобелевской премии, отгадывал кроссворд и все
время ковырял дешевой шариковой ручкой в своих лошадиных зубах. Однажды он, не
поворачивая головы, картаво обратился непонятно к кому: «снег или г…ад?». И сам
же себе ответил: «г…ад, что же еще». Я так и не понял, сколько букв было в
слове.

После платформы 33 км запахло чем-то жареным, раздался звон граненого стекла.
Кто-то начал очередной вермутологичесий заплыв. Скоро противотанковая граната
емкостью 0.8 л. была выброшена вон и вдребезги разлетелась о рельсы встречного
полотна. Чувствовалось, что утреннее оцепенение проходит. Пространство стало
заполняться бессвязным гулом голосов. Женщина, сидящая напротив, бросила на
меня мутный взгляд и сдвинула колени. Захотелось курить. Я встал и пошел в
тамбур.

Там никого не было. На полу валялись окурки «Примы» и беспомощно катался пустой
флакон из-под тройного одеколона. Одна из дверей была едва прикрыта. В нее
тянуло дурманом шпал. Встречный состав обдал грохотом и со стоном исчез.
Болгарская сигарета чуть отсырела. Первая затяжка пошла без кайфа. Потом табак
разошелся, а фильтр стал слегка посвистывать. В голове возникло 3Д-изображение
стакана водки. Нос инстинктивно втянул воздух. Сразу же после этого появилось
сладкое напряжение в ширинке. Неплохо начинается день, подумал я. Кто и зачем
дернул стоп-кран, мне никогда не узнать.

Когда я пришел в себя, то оказался на ступенях деревянного крылечка под легким
навесом, а за моей спиной была дверь с амбарным замком и полинявшая вывеска
« фельдшерский пункт». У дома напротив лежала в грязи свинья, и
суетилось несколько кур. Ворота были открыты. Во дворе появилась старуха с
миской в руке и стала причитать «цып-цып-цып». Куры бросились в ее сторону.
Время было за полдень. Улица вместе с песчаной дорогой уходила влево и вправо.
Где-то пыхтел трактор. Слышались детские крики. Хотелось пить. В голове
невесть откуда всплыл фрагмент статьи «Особенности прерванного каданса в мажоре
и миноре»: «Прерванный каданс в мажоре и миноре значительно различается по
своему характеру звучания. В мажоре каданс звучит значительно мягче благодаря
подмене мажорной тоники минорной медиантой. Если М помещается на сильной доле
такта, то выявляется ее переменная тоническая функция и происходит как бы
легкое, мимолетное отклонение в параллельную тональность…». Я потрогал лицо.
Все было на месте. Пошевелил руками и ногами. Работают. Что-то неуловимое
тревожило меня и одновременно наполняло уверенностью, что это не сон.

Послышались шаги. Я поднял голову. К крылечку приближалась молодая женщина в
голубом ситцевом сарафане и тапочках на босу ногу. В руке она держала
маленький чемоданчик с красным крестиком на боку, из которого на ходу достала
ключ.
- Давно ждете?
- Не знаю. – сказал я, понимая, что мой ответ может показаться странным.

Во взгляде женщины я не уловил никакого удивления и даже интереса. Она открыла
дверь и сделала знак, что я могу войти. Когда я оказался по ту сторону порога,
она уже сидела у окна и выкладывала из баула на стол разную медицинскую
дребедень.
Я только собрался открыть рот, чтобы попросить ее выслушать мою историю, как она
подняла голову и, посмотрев на меня как бы издалека, произнесла :

- Это деревня Кобылкино. Я местный фельдшер, зовут меня Варвара. Фамилия у меня
Нилова. Мне 20 лет, я не замужем. Ближайшая железнодорожная станция в 120 км.
Автобус в райцентр ходит два раза в неделю. Следующий завтра после обеда. Мой
рабочий день закончился. Остановиться можете у меня. Накормлю. Есть, где
переночевать. Приставать не надо. Устраивает?

Я молча встал. Жилье ее оказалось на этой же стороне улицы в трех минутах
ходьбы. По дороге мы никого не встретили.

Умывшись и пообедав на новом месте, я вышел на крылечко, чтобы покурить. Через
минуту появилась Варвара. Села справа от меня. Одернула подол. Так близко от
нее я еще не был. Профиль ее с хорошей формы, прямым носом и завитками кудрей
напомнил мне библейские сюжеты. А еще в нем проглядывало что-то врубелевское.
Пронзительное и терпкое, как первое вожделение.

- Баню топить? – спросила она, не поворачивая головы.
- Не во что переодеться – сказал я.
- Постираю, к утру высохнет. А до того найду что-нибудь.
- Тебе помочь?
- Отдыхай. Я сама управлюсь. Всех дел на пять минут. Вода есть. Дрова тоже.

Через час баня поспела. Я помылся первым. Варвара после. На деревню стал
опускаться вечер. Быстро темнело. Чем больше звезд появлялось в небе, тем оно
становилось все ниже и ниже. Занимало все вокруг. Заливало тишиной и покоем.
Вышла Луна. Сияющая и молодая.

Мы сели пить чай у раскрытого окна. Пел сверчок. Всхлипывал во сне соседский
пес. На ней была ночная рубашка. На мне чьи-то кальсоны с завязочками внизу и
пиджак не по размеру. Ее руки лежали на столе и в свете Луны казались не
живыми. Лицо было задумчивым и немного отрешенным. Как будто она что-то
вспоминала. И, вспомнив, переживала заново. Я понимал, что ее эмоции, возможно,
вызваны моим присутствием. Но не решался ее об этом спросить.

- Пора спать. – сказала она – Я тебе постелила на кровати. Сама лягу на тюфяк
около печи. Автобус завтра в два. Можешь спать, сколько хочешь. Если
проснешься, и меня не будет, не волнуйся. Еда на столе. Я тебя обязательно
провожу.

Она подошла ко мне, на секунду обняла, прижалась. Потом отстранилась, как бы
испугавшись чего-то, и вышла за дверь. Я лег и почему-то сразу же заснул. Не
помню, как спал. Проснулся от ее голоса. Открыл глаза. За окном было яркое
солнце. Умылся. Позавтракал. Вышел покурить. Она вслед.

- Как спал? Я уже на работу сходила и все тебе погладила и приготовила.
- Ничего не помню. Как будто провалился куда-то.
- Тебе деньги нужны?
- Зачем?
- Домой вернуться.
- Я не буду возвращаться.
- Почему?
- Просто не хочу.
- Что делать будешь?
- Если ты не против, жить с тобой.
- А если я не хочу. Ты ведь меня не спрашивал.
- Считай, что спросил.
- Я даже не знаю, кто ты.
- Тот, кто был мною, остался в тамбуре вагона электрички.
- А теперь кто ты?
- Я тот, кто сумел выпрыгнуть из того, кто остался там.
- Как летчики катапультируются?
- Как катапультируются при рождении. Вчера был день катапульты.
- Получается, ты упал на мою голову. Как снег.
- Нет. Как г…ад.
- Что это?
- Кроссворд.