Клуб Любителей Секса (КЛС): "В" заглавное с птичкой Окончание

- Повторите…хр-хр..нслшн…гсхр-гхр…
- Улица, дом, подъезд…
Неужели у них на пульте не видно, какой и где лифт застрял?
- Пвтррте грмч, псьшх – псшх, ншсчсшхр…пдзд…

- Что там? – спросила Лиля.

- Да что?.. (- не отводя глаз от коленки) - диспетчера развлекаются, идиоты. Пока, говорит, не увижу интимной сцены, аварийку не отправлю.
- ?!?!?!!!
- Вы что – ни разу не слышали? Последние три месяца только и трубят об этом. И по телевизору и везде. Уже больше сорока случаев по Москве. Диспетчера подстерегают в лифтах пары, блокируют лифты и понуждают людей к интиму. Через встроенные камеры наблюдают. Сейчас же почти во всех лифтах есть скрытые антивандальные камеры.
- Да, в нашем-то уж точно, - Лиля обвела взором исписанные стены.
- Даже уже подсадные бригады милиции появились: катаются целыми днями на лифтах, обнимаются, провоцируют, чтобы взять с поличным. Поэтому диспетчера теперь долго присматриваются к постоянникам, чтоб не попасться.
- Не-ет, под камерой я не согласна. Освещение плохое, помада у меня не в тон, получится не гламурно. Предупреждать заранее надо, - сказала Лиля и с утрированной досадой развела руками. В глазах её прыгали чёртики. В тон блёсткам.

Попробовали мобильники, сигнала нет. В наших лифтах ни у кого телефоны не работают.

Разжал, насколько возможно, двери для продуха, вставил в распор маркер. Динамик сразу же заорал:
- Прекратите ломать двери! Через три часа будет бригада, выпустит. Ждите спокойно!
- Как «через три часа»?! Когда-когда?! Да вы что?!!
- Наша бригада позаболевала вся, аварийки на выездах. Чёрт знает что творится с утра сегодня. Четыре корпуса встали в «Гранд-Парке» на Ходынке, все аварийки там, сам Веселовский из Оперативного Управления Мэрии взял на контроль.
Раньше, чем через три часа никак. Ждите.

- Ну, вот видите, Лиля. Что так сидеть, не сдаваясь маньяку-диспетчеру, что из-за «Гранд-парка».
Вы же - закомплексованная женщина строгих правил. Экстремальные свидания не для Вас: только в своей пахистахисной спальне.
- Это почему Вы так решили?
- А это видно по строению Вашего уха. На Востоке целая наука об этом есть. Как хиромантия – чтение судьбы по ладони.
Весь характер интимного поведения женщины напечатан на её ушных завитках – японцы называют их ободками. Внешний ободок, средний ободок, внутренний ободок и мочка.
- Что Вы говорите? И что же там у меня видно?
- Издалека неразборчиво. Вот так поверните голову… ( - ух, как стоит, аж позванивает).

…Тридцатилетняя Галя-Лошадь учила меня, болвана-девятиклассника: « Кроме рта, везде целуй шёпотом, понял? Не лижись и не чмокай, как поросёнок. К между ног это тоже относится».

Обвёл пальцами висок, мочку уха. Поцеловал, чуть касаясь кончиком языка, между ухом и виском, там, где не волосы, а пушок. Мягко тронул губами «средний ободок», обнял за талию.
Потянулась, вздрогнула, спина под моей рукой сладко передернулась.
На верхней губе тоже пушок, вниз по горлышку и ключице, рука к бёдрам, молния на юбке…
Напряглась, зажалась.
Ещё раз уши, губы, шея, рукой по бедру, молния на юб…
Отстранилась и зажалась.

Скинул пиджак, бросил на пол изнанкой вверх, опустился к её ногам, взялся за туфельку, осторожно поднял одну ногу, разул, поставил на пиджак, стащил вторую. Ступни тонкие, по-утреннему сухие.

Стоя на коленях, потащил молнию вниз.
Двинула бёдрами, освобождаясь от юбки. Поцеловал стянутый нейлоном твёрдый фитнессовский живот, плавно взял из рук сумочку, повесил на полуотогнутый край жестянки «Правил…».
Свою барсетку и её жакет туда же. Завёл руку под колготки, - пушок на её спине зашевелился как электрический - потянул круговым движением шелковистую ткань вниз.
Рубчатый след от резинки на бедре – поцеловать его сразу! По кругу…Колготки ниже, ниже…
Помогая, заперебирала ногами как лошадка.
Аккуратно стянул, скатал, подсунул невесомый комочек в сумочку.
Трусики сняла сама, прикусила нижнюю губу верхней.
Поцеловал в живот, поглаживая одной рукой попку, другой – за коленками, икры, лодыжки.
Спустился губами по тоненькой вертикальной полоске стрижки ниже, ниже. Лиля застонала, откинулась к стене, оперевшись на неё ладонями, выгнулась вперёд.

Поймал губами и языком клитор.
Плотный, кожистый и упругий, как мандариновая долька - и на ощупь, и на вкус. Сочно-свежий, только после душа, оливковым мылом пахнет. Поцеловал шёпотом, потом сильнее, подтаскивая снизу языком.
Лиля вцепилась мне в волосы, поглаживая их до корней, и завздыхала как ребёнок во сне. Цепочка сладких вздохов почти без перерыва.
Я медленно поднялся с колен, развернул Лилю к себе спиной, наживил, а потом надел её на себя. Она только охнула коротко.

Быстро нашёл Точку Радости – это ведь несложно: сначала напираешь головкой на переднюю стенку, слегка меняя ритм, потом, немного подприседая, так же проминаешь заднюю. Женщины её не прячут, всегда радостно помогут.
Лиля вздыхала часто и ритмично, пиджак стал похож на тряпку, которую уборщицы бросают перед порогом ДЭЗа.
- Не конча-ай, - попросила она, и, удерживая меня за головку, грациозно, как в танцах на льду, повернулась и присела передо мной на одно колено.

По самозабвенному удовольствию, с каким она проходила губами и языком от корня до головки, по нетерпеливому подталкиванию её руки, я понял, что сдерживаться ни к чему.
Приехали.

Она застонала. Я, хоть всегда помалкиваю, решил сделать ей приятное и тоже что-то мыкнул.
Она улыбалась. Лукаво улыбалась. Лукаво и довольно.
- Ты чего? – глупо спросил я.
- Ничего. Мне хорошо. Очень. Хотела бы, чтоб ты меня поцеловал, но знаю, о чём ты думаешь.
- О чём же? – подыграл я. Какая-нибудь лирическая чепуха.
- Вы, мужчины, думаете, что если поцеловать женщину после…ну, после того, как… То это…отдаёт гомосексуальностью, позорно и вообще для мужчины унизительно.

Интересный поворот беседы. Впрямую никогда об этом не думал, да и вопрос как-то не вставал.
- А ты именно хочешь поцеловаться?
Лиля так истово мотнула головой, что мне ничего не оставалось делать, как, подняв её с колен, переставить на сухое место пиджака и поцеловать.
Глубоко, по-настоящему.
Экспресс-самоанализ не выявил всплеска гомосексуальных ощущений. Напротив, странное ощущение привкуса в её слюне остатков женского секрета и собственной солоноватой спермы, вызвало редкую природную аномалию – мгновенную повторную эрекцию.

- А вот мой муж как-то спьяну выдал, - сказала Лиля голосом девочки-ябеды, - что женщины, которые берут ртом мужской член и тем более доводят до конца – в душе проститутки. А женщинам целуют между ног латентные…э-э..
- Лиль, прилагательное «латентный» неразрывно связано только с одним существительным: « педераст». Будем проще и точнее в терминах.
Даже руководитель партии и правительства товарищ Хрущёв в беседах об искусстве не считал нужным подбирать какие-то эвфемизмы: геи там или «нетрадиционно ориентированные».
Педерасты – они педерасты и есть. Давай скрепим ещё одним глубоким гормональным поцелуем наш союз подъездной проститутки и латентного педераста.

Мы снова поцеловались. Длинно, глубоко, зубы в зубы, языками по дёснам. Она прихватила рукой мою головку и нежно сжимала-разжимала её.

- А, кстати, ты не спрашивала у мужа – откуда у него такие познания о навыках и привычках проституток и педерастов? Теория или практика?
- Не спрашивала. Он вообще такие попытки пресекает на корню, об этом вслух, мол, говорят только…
- Знаю, знаю. Латентные проститутки и подъездные педерасты. Так это опять мы.
- Ой, хватит, не смеши меня…
- Я не смешу. Я целоваться лезу.
Поцелуй чуть не до обморока. Я стал заводить ей свой одуревший каменный член, но спереди это не очень удобно.

Да и Лиля как-то поёжилась и закрутилась. Перебирала ногами, смотрела вбок.
- Лиль, что случилось? Что-нибудь не так?
Она мотнула головой.
- Лилечка, радость моя, я тебя чем-то обидел?
Снова мотнула головой, уже раздражённо.
- Я больше не могу. Совсем. Я…я в туалет хочу. Я …сейчас лопну!!! – и стиснула кулачки.
- Лиль, не переживай, сейчас что-нибудь придумаем.
- Что ты придумаешь?! Я ж не мужчина, я не могу в щель между дверьми просунуть и…
- …И слава Богу…
- Я не мо-гу!!! – она закричала совсем как маленькая девочка, переминаясь и подпрыгивая на месте. – Я прямо здесь усядусь сейчас, я не мо-гу!!!
- Что у тебя в сумочке есть? – спросил я, снимая её сумку с «Правил…». Бумажные платки, салфетки, прокладки есть?
Я нашёл пачку «Клинекса» и пачку прокладок. Стянул с шеи галстук ( «Тэйлор. Джон Тэйлор. осн. в 1964 году»), и набил его на всю длину платками и прокладками, предварительно распушив их, насколько возможно.
Получилась длинная пухлая колбаса.
Немного надорвал внутренний шов широкого конца галстука, присобачил туда ламинированный прямоугольник своего техпаспорта так, чтобы образовалось какое-то подобие приёмной воронки и протянул Лиле.
- Давай, я отворачиваюсь.
- Я не могу, я стесняюсь. Это – как?
- Давай, давай, - помахал я перед своим пахом пухлым галстуком-колбасой с ламинированным приёмником.
Так уличный торговец демонстрирует привлекательность и преимущества предлагаемого товара.
Всунул ей в руки, отвернулся к дверной расщелине, дал отмашку начинать.
- - Паш, уши заткни. И… нос тоже.
Я имитировал затыкание, через секунду за спиной зажурчало, потёк слащаво-едкий запах. Я задышал ртом – снизу из лифтовой шахты, пахло вряд ли лучше. Застарелая пыль, мерзость кошачьих экскрементов.

- …Я всё, - тихо молвила Лиля.
Я повернулся.
Сгорбилась, голова втянута в плечи, лицо в красных пятнах, ступни внутрь, в вытянутой руке мой бедный «Тэйлор. Джон Тэйлор», основанный в 1964-м году.
«Клинекс» выдержал, но узкий конец галстука опасно набухал.
Я вытащил и вытер техпаспорт, и, донеся на отлёте тёплую пухлую трубку до дверей, аккуратно пробросил её в расщелину. Снизу раздался почти неслышный «Шлёп».
- Ну, вот и всё. Да не переживай ты – неужели с лужей на полу было бы лучше? И ненавидела бы и меня и себя. Сейчас как у нас с ненавистью?

Лиля вслушалась в себя и улыбнулась:
- Не-а. Никакой ненависти.
Ты не подумай, что… Я просто утром без трёх больших чашек кофе не просыпаюсь, понимаешь?…Даже до работы всегда еле доезжаю…
- Ну, давай тогда уничтожим последние следы нарушений «Правил…» и забудем про это. Вытаскивай свою горечь дубовых листьев.
Мы опрыскали духами оставшийся «Клинекс» и подожгли. Бумага вспыхнула, съедая воспоминание об едком запахе. Распылив в воздухе пару капель «Демона», Лиля ожила на глазах.
- Жалко, Лиль, мы галстук не засняли. Для шокирующей рекламы. Одно время «Бенеттон» любил такие снимки. Как думаешь, Джон Тэйлор не отказался бы?
Лиля смущённо мотнула головой.

- Ладно, Бог с ним. Есть хуже проблема. У меня. Аналогичная твоей, но гораздо более серьёзная. Большая, так сказать.
Ничего не могу придумать, как чашечками твоего бюстье пожертвовать.

У Лили округлились глаза.
Она закусила губу и завела руку за спину, цепляя застёжку бюстгальтера.
- А… ты…
- Да я пошутил, ладно. Давай одеваться.

- …Лилечка, мне в командировку в Питер на будущей неделе – сможешь отпроситься? Ночь туда, два дня там, ночь обратно.
Я целовал ей кончики пальцев.
- М-м..? Сможешь?
- Паша, а если машинист окажется маньяком, остановит поезд и потребует показывать ему интимные сцены?
Я рассмеялся.
- Так это же здорово. Это большое человеческое счастье. Тогда получится не ночь в поезде, а вся неделя. Мы ж даже попробовать ничего не успели…надеюсь?
Она улыбнулась и, прикусив нижнюю губу верхней, кивнула.

Лифт лязгнул и дёрнулся.

- Живы? – прогудел голос сверху.
- И ещё как! – крикнул я аварийщику.
- Одеваемся скорей. Я ж говорил, что быстро починят.

Одеться мы успели, Лиля наспех провела по губам помадой, выскочила на своём восьмом этаже, «приводить себя в порядок».
Я, скомкав осквернённый пиджак (о химчистке не забыть!!!), нажал кнопку первого этажа.

Пока ехал, озаботился лозунгом на правой стене лифта.
Красным маркером аккуратно прицепил к букве «в» верхнюю петельку и немножко подрихтовал её, переделав в заглавную.
Получилось хорошо и поэтично: « Я Вас в рот ебал!»

…………………………………………………………………………………………..

В воскресенье столкнулись в том же лифте. Я с женой и Геркой-доберманом, она с мужем.
- Добрый день.
- Добрый день.

Герка наклонил голову, внимательно изучая потупившуюся Лилю. Ненавижу эту его бесцеремонную манеру. Как у оценщика авто на Люберецком рынке.
Повернул ко мне свой наглый пористый нос, похожий на изнанку шляпки подберёзовика.

-- Так во-от, Большой Двуногий, какая она, твоя Новая Самка…
Угу-угу… Горечь дубовых листьев со свежестью мандариновой дольки…
Ничо вообще так у неё экстерьерчик, в твоём вкусе. Одобряю. Но как ты исхитрился ей в лифте пристроить?! Как ты изгибнулся так с твоим-то остеохондрозом?
Тебя теперь хоть на жёсткой сворке гулять води…

-- Молчи, дуралей, что ты при всех?! Потом обсудим. Вообще уж, чья бы корова мычала…!
Кто на даче пытался Ларискиной таксе присунуть?! Ты-то как собирался «изгибнуться»? Она ж тебе до колен не достаёт!

-- Там как раз нормально всё было. Продуманно и соосно.
Бемби специально на скамейку залезла, передними лапами в забор упёрлась.
Если б Крикуха-Лариска не прибежала бы…Разоралась, как спецсигналка.
Один чёрт, я Бемби на другой день за сараями на пачку вагонки поставил и впиндюрил. Пусть ждёт теперь Крикуха приплода, хе-хе…

Герка ещё раз осмотрел Лилю и длинно цинично зевнул.

Она смущённо отвернулась вправо, я повёл глазами за ней и прикусил губу. Над обновлённой заглавной «В» поэтического посыла « Я Вас в рот ебал!», красовалась энергичная бледно-сиреневая птичка.
Ну, такой росчерк, похожий на латинское «v».
Мягко-жирные контуры птички смазывались к краям, теряли чёткость, блёстки на бежевом фоне почти не были видны.

…………………………………………………………………………………………….

Всё кончилось не так, как нам бы хотелось.
И не так, как должно было закончиться, и не так, как вы ждёте.

В Питер мы съездили, четверо суток почти не вылезали из постели. От маленькой частной гостиницы «Гаррах» старались дальше, чем на три часа не удаляться.

Можно, я скажу высоким стилем? - четверо суток вместо ростральных колонн на Стрелке стояли Лилины карандаши с нежно-сиреневой помадой.
И вместо Адмиралтейского шпиля.
И вместо колонн на Конногвардейском.

Около этих колонн, кстати, она меня спросила:
- Почему ты тогда в лифте пиджак мне под ноги бросил?
- Не знаю. Мне показалось, так будет правильно.
- Да. Но как ты додумался?
- А если б не додумался?
- Ну – нет ручечек, нет и пирожочков. Я тебя за этот пиджак и…
- Всегда пожалуйста. В любой ситуации – любые виды пиджаков.

Вода в Неве, купола Исаакия, трамваи, земной шар «Зингер», губы лошади Медного Всадника – всё окрасилось в бледно-сиреневый цвет.
Даже Михайловский замок. Мы шли мимо него из Летнего в Спаса-на-Крови и я рассказывал я ей легенду о перчатке любовницы Павла. Император обошёлся без всяких RALов, отдав архитектору перчатку в качестве образца цвета.

- А что? В цвет твоей помады не хуже, чем традиционный колер - скажи?
Она рассмеялась.
Она удивительно мило смеялась – никогда просто так, лишь бы сделать мне приятное. Если что-то не понимала, всегда переспрашивала. Обычно женщины нас только слышат – Лиля всегда меня слушала.
Когда я заговаривался или начинал нести вздор, она быстро-быстро перебирала мне по губам пальцами: «Брлям-брлям-брлям». На этом инцидент считался исчерпанным.
И никогда не повышала голоса.
Даже когда в толкучке на Невском я три раза подряд наступил ей сзади на ногу – туфля смялась, на лодыжке содралась кожа и пошла кровь – Лиля сказала:
- Наступишь ещё раз, подумаю, что специально.
И всё.

На экскурсии по Спасу-на-Крови Лиля придвинулась ко мне корпусом и, как опытный карманник, действуя одной только кистью, залезла ко мне в карман брюк. Продышала в ухо: «Идём в гостиницу. Я тебя хочу – не могу».
Не дослушав рассказ о Васнецовских мозаиках, мы тихо, на цыпочках, удалились.

Когда поезд подходил к Ленинградскому вокзалу, Лиля вздохнула:
- Жалко, что поезд не может сломаться, как лифт.
- В смысле? - спросил я рассеянно. Какие поезда, какие лифты? – я ломал голову, как представить руководству в выгодном свете прогулянную командировку.
- Ну, чтоб поезд не смог остановиться, развернулся бы и поехал в Питер.
- Меня уже ветром сдувает, - сказал я. – Какой разворот? Я умру, как заяц.
- Ничего, я бы тебя потихонечку погладила бы, потрогала…по ушным ободкам. Всё бы и восстановилось.
…А ещё ты знаешь…Я не могу без тебя. Даже хуже, пожалуй – не с тобой уже не смогу.

Что-то я ответил непрожёванное, недодуманное, фигню какую-то...
Поезд дёрнулся и встал. Мы поцеловались, взяли вещи и вышли на перрон.

……………………………………………………………………………………………….

Москва, 6-20 утра, лифт.
Хачи, Буланова, «Спартак»-чемпион, заглавное «В» с сиреневой птичкой.
- Доброе утро, Лиля.
- Доброе утро, Паша.
- Как прекрасно выглядишь сегодня, Лиля.
- Спасибо, Павлик.

В будни дома в пол-десятого, в субботу – к пяти, баня с Эдиком и Серегой, ранний отбой.
В воскресенье «Ашан», занавески снять, в химчистку отвезти, техобслуживание машине, давай в суши сходим, отвези меня в салон, вывезти с дачи рухлядь, отвезённую туда весной, давно не были у сестры с мамой, …

В конце октября она развелась с мужем и переехала из нашего дома. Не сказав мне ни слова.
…………………………………………………………………………………………….

Замечали в крупных парфюмериях одиноких мужчин, отстранённо застывших с пробниками у лица?

Я – один из них.
Захожу, беру пробник «Ангела и Демона», прикладываю к лицу, стою. Стою долго, приезжаю часто.
Вместо бани, «Ашана», машины, футбола, родственников и перегоревших лампочек.
- Мужчина, - обращается ко мне девушка-консультант, - это «Живанши», «Ангел и Демон». Здесь на утончённый аромат горечи дубового листа накладывается свежесть…
- Мне мандариновая долька Лилии нужна. Бледно-сиреневая.
- Н-нет, Вы знаете, в этом аромате такого нет, это…
- Знаю. Но мне её не хватает.

Понимаете – очень не хватает.
Невыносимо не хватает. Жить без неё не могу – так не хватает.

А сказать об этом мне некому. Кроме Герки.
И написать негде. Пирумян заменил-таки панели в лифте на пупырчатые антивандальные.
И свой номер она заменила – не позвонишь, не скажешь то, что недосказал. Прошутился, дурак.
Через Серёгу надыбал, конечно, её новый номер. Я ведь брал для неё билеты на поезд, заполнял её анкету в гостинице, помню её фамилию, имя, отчество, дату рождения.
Но что я ей скажу?!

- Лиля. Лиля, это я. Мне не хватает тебя, не могу без тебя. Я не понял этого сразу, Лиля. Ты мне нужна, как…
Нет, так не пойдёт.

Я скажу: « Лиля, когда мы были вместе…
Не пойдёт.
- Лиля, здравствуй. Давай встретимся…
Или:
- Лиля, я многое понял…
Да нет, не то. Вообще – всё не то.

- Лиля! Это я, здравствуй…Можешь разговаривать?
Надо срочно увидеться, обсудить очень важную проблему. Да, одну-единственную. Про Герку и пахистахис.
У нас детей нет, с Юлей твоей я подружусь, я знаю.
Но вот как Герка с пахистахисом уживётся?
Ну, вдруг он его метить захочет по утрам, или грызть начнёт, или лазить по нему будет как негроафриканец…
…Нет, больше меня ничего не волнует.
…Да, столько времени думал.
…Нет, больше не хочу.
…Серьёзно. Лиль, я сломался. Я сломался, как лифт. Я остановился. Я могу поехать только в твою сторону. Раз и навсегда.
…Правда, Лиль. Клянусь Пахистахисом. Я еду.

- … «Ангел и Демон». И пусть ещё консультант ваша подберёт помаду нежно-нежно-сиреневую.
Только очень хорошую. Сколько видов? Да пусть все восемь положит, разберёмся. Скорее, я спешу очень.