Любезный YMCA!
Любимый мной писательпелевин является автором эссе на упомянутую Вами выше тему; отчётливо помню, как в один из наиболее критических за последнее время моментов моей жизни, далёкой весной 2006 года, чтение данного эссе поспособствовало переключению в моей голове некого подзаклинившего реле, изрядно портившего мне мою же жизнь. Каким конкретно образом ему это удалось, я до сих пор не могу осознать; видимо, как у Хармса - "неизвестным мне способом"; суть же заклинивания прекрасно выразил знакомый КЛС-ник (из признанных мэтров форума), коему мне весьма удачно продемонстрировать на конкретном примере, что вся излагаемая мной на форуме ФАКтология не является плодом моего воспалённого воображения или какой иной сложносочинённой компенсаторикой, а вполне соответствует общепринятому восприятию пресловутой "реальности", и краски я не то чтобы не сгущаю, но и напротив - стараюсь несколько разводить, дабы не запачкать ненароком совершенно непричастных третьих лиц; так вот, эта суть была выражена короткой чёткой формулой: "Всё понимаю, одного не понимаю - как же ты смог свою бабу другому отдать?"
Фильм "Географ глобус пропил" в то время на экраны ещё не вышел - а мог бы послужить в качестве полезного примера, хотя ситуация там изрядно отличается.

Однако в Центре Москвы влияние Луны на меня обычно ограничивается лишь неким душевным томлением и потугами на романтизм. В коттеджике я имел обыкновение в голос выть на Луну в унисон с соседским волкодавом - но теперь, когда волкодава более нет, стараюсь не бередить душу соседей своим неуклюжим solo.
В домике же в деревне, помнится, несколько раз, прямо сказав бывшему в то время там Скунсссу "Пойду, повою", я решительно трансформировался в чОрный блестящий латеКСный артеФАКт и уверенно, не зажигая фонарика, шёл знакомой лесной тропой к недалёкому местному кладбищу. Робкие деревенские покойники сначала немного пугались меня, но вскоре привыкли.

Таки хотел бы здесь привести довольно обширную цитату из упомянутого выше эссе упомянутого выше писателя. Кому лень четать многабукаф - не четайте.

Примите также уверения в совершеннейшем к Вам почтении.

- ....А чего вы, собственно, понять-то хотите?
Петр Петрович поднял взгляд, глянул в глаза собеседнику и
сразу же перевел взгляд на его бритую голову.
- Ну как что, - сказал он. - Даже неудобно банальности
говорить. Истину.
- Какую истину? - спросил тот, опять накидывая капюшон. -
Про себя, про других, про мир? Истин полно.
Петр Петрович задумался.
- Видимо, про себя, - сказал он. - Или лучше так: про жизнь.
Про себя и про жизнь. Конечно.
- Так вам что, сказать? - спросил собеседник.
- Ну скажите, если знаете, - с внезапной враждебностью
ответил Петр Петрович.
- А вы не боитесь, что эта истина окажется для вас котом в
мешке? - спросил собеседник таким же враждебным тоном и кивнул
головой куда-то назад.
"Намекает, - подумал Петр Петрович, - издевается. На психику
давит. Только не на такого напал. Да и что это за садизм такой?
Ну дернул его за плечо, так ведь извинился потом".
- Нет, - сказал он, распрямляя плечи и вперивая взгляд прямо
в глаза собеседнику, - не боюсь. Валяйте.
- Ну хорошо. Вам что-нибудь говорит слово "лунатик"?
- Лунатик? Это что, который ночью не спит, а по карнизам
разгуливает? Ну знаю... О Господи!

Неожиданное пробуждение было больше всего похоже на тот
самый прыжок в холодную воду, о котором Петр Петрович пытался
рассказать своему безжалостному спутнику, - и не только потому,
что стало заметно, как вокруг холодно. Петр Петрович посмотрел
себе под ноги и увидел, что тонкая дорожка серебристого цвета,
по которой он так долго шагал, была на самом деле довольно
тонким жестяным карнизом, изрядно выгнувшимся под тяжестью его
тела.
Под карнизом была пустота, а за этой пустотой, метрах в
тридцати внизу, горели удвоенные лужами фонари, подрагивали от
ветра черные кроны деревьев, серел асфальт, и все это, как с
ужасом осознал Петр Петрович, было абсолютно и окончательно
реальным - то есть не оставалось никакой возможности как-нибудь
проигнорировать или обойти тот факт, что он в нижнем белье и
босиком стоит на огромной высоте над ночным городом, чудом
удерживаясь от падения вниз. А удерживался он действительно
чудом - его ладоням было совершенно не за что ухватиться, если
не считать крошечных неровностей бетонной стены, и стоило ему
чуть-чуть отклониться от ее сырой и холодной поверхности, как
неумолимая сила тяжести увлекла бы его вниз. Недалеко от него,
правда, висел электрический кабель, но чтобы дотянуться до него,
надо было сделать несколько шагов по карнизу, а об этом нечего
было и думать. Скосив глаза, он увидел внизу далекую
автостоянку, сигаретные пачки машин и крошечный пятачок пустого
асфальта, словно специально оставленный кем-то для него.
Главным же свидетельством того, что открывшийся ему кошмар
окончателен, был запах догорающей где-то неподалеку помойки -
запах, который сразу снимал все вопросы и как бы содержал в себе
самодостаточное доказательство окончательной реальности того
мира, где такие запахи возможны.

(с) В.О.Пелевин, "Тарзанка"