ФЕЯ

Она была фея – волшебница – и слышала не только то,

что говорят, но и то, что думают.

«Золушка, или хрустальная туфелька»

Шарль Перро

Он старался не смотреть в лицо Женщине… Вернее, старался взглянуть, но что-то мешало и упорно бросало взгляд в пол, на стены - любопытно, но та же планировка квартиры, что и у мамы… Вот прихожая резко ныряет в темный коридор, налево кухня, направо…

«Ванная направо»

«Да, я знаю»

«Да неужели?»

Коридор длинный, страшный, как дома, ведет в комнату отца, что вечно недоволен, оттуда всегда пахнет опасностью. Он быстро нырнул в ванную, разделся и подставил щуплое тело под струю теплой воды…

Под шлепанье тапочек в коридоре он старательно натирал мочалкой тело, мытое только час назад, и опустошенно смотрел на кафель, такой же как дома, но не зеленый, а голубоватый… много битых плиток – нехорошо. Окунулся в приятное полотенце – дома его всегда заменяла простыня.

…Он лег и откинул голову. Женщина примостилась в ногах, провела аккуратно рукой по его бедру. Ощущение близкое, родное и бесконечно приятное

(Ты зачем сюда пришел – соберись!)

Он прикрыл глаза. Стены комнаты в узорах медленно поплыли в стороны, освобождая пространство. Стало светлее, по бедрам стеганул легкий ветерок. Он лежал на огромном холме, в примятой ароматной траве, а далеко-далеко внизу, на границе видимости и невидимости затаилась м-а-а-а-ленкая деревенька, только-только просыпающаяся ото сна.

Женщина ласково взяла его яйца в ладонь и аккуратно сжала, продолжая рукой гладить бедра и низ живота. Отпустила и снова сжала, перекатывая и играясь.

Он повернул голову – рядом сидела девчонка, знакомая ему из какой-то другой жизни… Какое же знакомое лицо… Медленно память выдала образ его одноклассницы, за которой увивались все-все мальчишки, но, если спросить, ни один не признался бы в заинтересованности этой невзрачной и голубоглазой девочкой (Марина? Вика?). И что в ней такого? «Гормоны играют», - сказал однажды его знакомый, старше его на 3 года и сплюнул на пол. Гормоны…

Женщина продолжая ловко массировать яйца нежно провела кончиком пальца по напрягшейся уздечке… По стволу засочилась прозрачная смола.

...Но её улыбка… Как же приятно просто так смотреть на неё, смотреть ничего не боясь, не отводя взгляда, ловить её малейшие нюансы настроения, играющие в глазах… Вот, пробежала тучка, но вот снова ясно, мягкая, родная улыбка бледных губ. Тяжесть робости и уже знакомой опасности внизу живота сменилась приятным расслаблением.

Женщина настойчиво заскользила пальцем по члену вверх-вниз, внимательно следя за реакцией юноши, вцепившегося в сладкой агонии в мартац…

Его обдало теплой волной, по лбу с мокрых волос наперегонки побежали две капли пота, но свежий ветер снова растрепал нестриженные кудри, снова вернул его в реальность, на знакомый холм, к запаху травы и к однокласснице, молчаливо сидящей (боже, как же приятно просто так лежать голышом перед ней и смотреть в упор, видя её румянец, её смущение и вместе с тем её готовность продолжать и продолжать это безумие… В этом есть что-то настолько мужское и дерзкое, что и без прикосновений кидает в пот, заставляет молодой жадный до жизни член подниматься, пульсировать, разливать тепло по телу)

Жесткий, крепкий, беспощадный охват… рука легко заскользила вверх-вниз, пачкаясь в поту, липкая, пошлая…

Снова обдало жаром, на небе загрохотал гром, сгустились тучи. Стало невыносимо жарко, Марина (или Вика?) приблизила лицо близко-близко (слишком близко, чтобы быть правдой!) – он чувствовал её дыхание… жаркое, непристойное. Он попытался отвести взгляд, посмотреть на деревню, что лежала у подножья, но уперся в огромный столб, выходящий у него между ног и уходящий высоко-высоко в небо… Этот столб пульсировал, дрожал и тек, выдавая его с головой. Стало жутко стыдно, что увидят в деревне (еще бы не увидеть ТАКОЕ!), но в голове была полная пустыня, ни одной мысли не приходило, а если и приходило то уже точно не задерживалось… Тихий солнечный день превратился в бурю, жаркие волны накатывали одна за другой, он судорожно цеплялся за траву, вырывая её клочьями и вдыхая её яркий, пряный запах…

Да, нет смысла продолжать… Дальнейшее развитие абсурдно, нелепо. О каком сексе может идти речь при таких раскладах? Но, решив сделать юноше приятное, женщина медленно села на юного естествоиспытателя своей жаркой, душной и мокрой пелоткой, ощутив неведомое ранее блаженство посвящения мальчика в мужчину.

Дождь хлынул одновременно с прикосновением губ девушки. И всё сразу стало непонятно и неважно… Ручьи дождя по голому телу не могли сдержать сильнейшего жара дрожи, волны катались от головы до самых до пят… А девушка Вика целовала его, целовала как взрослая взрослого, кусала его губы, отдаваясь ему полностью, по-женски, как самка…

Сколько это продолжалось? Сколько лил дождь, сколько кричали люди в деревне, а Вика была его и только его? Сколько били струи в жадное влагалище женщины, вызывая всё новые и новые спазмы? Кто может знать? Наверное, не более часа… Когда стало светлеть, и юноша очнулся, девушки рядом уже не было, но на горизонте снова появились маленькие пока стены с узорчатыми обоями, приближающиеся, сжимающие весь этот чудный дивный мир до размеров маленькой комнатки. В конце концов остался только жар, жар душной комнаты где-то на окраине столицы, жар от неизбежного асфальта за окном…

...И тогда он взглянул на женщину. И тогда он высвободил потную, липкую руку и уверенно положил ей на грудь: «Т-так ты по каким дням работаешь?» - голос его, дрогнув в начале, дальше звучал уже совсем по-мужски…