Ты сейчас сидишь на берегу моря, слушаешь вечную мелодию морского прибоя, тебя овевает теплый ветер… Хотя, нет, скорее всего ты сейчас спишь и шум волны плавно убаюкивает тебя. В Москве тоже ночь. Морозит. В воздухе носятся крупные снежинки. Вот и конец марта – все деревья облеплены мокрым снегом, переливающимся в ярком свете уличных фонарей. Пейзаж, можно сказать, новогодний. Хотя настает день весеннего равноденствия. Три часа. Я чувствую, что на сегодня уже выспался. Тихо сажусь на кухне, не включая свет, лицом к окну, ноги – на подоконник. Закуриваю, еле слышно включаю музыку - звучит «Girl From Iponema». И мне сразу вспоминается та же мелодия в негромких переливах фортепиано, в баре яхт-клуба, погруженном в интимный вечерний сумрак Лазурного берега, несколько лет назад.

Я часто заходил в этот бар – не то, чтобы менее пафосный нежели остальные заведения в Монако, но какой-то выдержанно стильный и строгий. Зайти, сесть у стойки, перекинуться парой слов с Сильвио, пока он потягивает свой односолодовый. Что-то я устал за сегодняшний насыщенный событиями день. Возьму-ка двойной «Столи», на льду, с долькой лайма, игриво надетой на край стакана, поинтересуюсь, как идет бизнес, чтобы услышать удовлетворенное «как видишь». Вижу, вижу, дела идут неплохо.

Каждый день с раннего вечера бар забит людьми, по-видимому, состоявшимися в этой жизни - уверенными в себе поджарыми мужиками и неврастеничными ухоженными одинокими женщинами. Гул разговоров поднимается к высокому потолку, зависает среди балок и обрушивается в бокалы вина, подогревая напиток флирта. Я бывал во многих местах, но только в этой прибрежной "забегаловке", я столкнулся со столь пьянящей концентрацией околосексуальной игры. Я не искал ее специально, видимо это был момент получать больше удовольствия от запаха, чем от вкуса. Я сижу у стойки, дерево интерьерной обшивки не отталкивает, как металл и пластик, а впитывает этот жар флирта из вечера в вечер, сохраняя для новых гостей громкий гул случившихся здесь разговоров. Рядом сидят две мулатки, американки, красивые женщины, они не пьяны, но и не трезвы, и уже через десять минут я узнаю историю любви и мести, предательства и слежки, выяснения кредитной истории той суки, к которой ушел возлюбленный одной из пьющих рядом со мной сестер. Именно на нее посматривает из угла напротив седовласый красивый исполин. Ему за шестьдесят, стать его фигуры и аура власти мощны, такой мужчина может позволить себе вести беседу со спутницей и смотреть на другую женщину. Его спутница пикантна, некрасива, черты лица выдают в ней жесткий мужской ум и развитый эстетический вкус, она одета в черное, тончайшая подвеска подчеркивает хрупкость и красоту линии шеи. Ей бы чуть меньше напора в беседе, чуть больше мягкости во взгляде, чуть короче нос, чуть длиннее стрижку, и я бы за ней понаблюдал, а так - нет, моему взгляду неуютно на ее узких властных губах. Хотя именно в ней я вижу тайну страсти и смерти, иссушенный колодец чувств, красивую историю с печальным концом. Мысль: бывает ли конец непечален? С ней бы я познакомился, когда она была лет этак на десять помоложе, но сейчас от такой женщины больше проблем, чем удовольствий. А не этого ли мы все ищем сегодня? Хотя, если копнуть поглубже, не факт, что так уж все ищут удовольствий. Вон та группа из трех петухов, выворачивающих голову вслед каждой проходящей упругой заднице, точно ищет удовольствий, не буду тратить на них время, но ищет ли этого в жизни дама напротив меня за стойкой? Я смотрю на ее лицо, не шарящее по фигурам и кошелькам, и понимаю, что эти аристократические черты лица мне знакомы, я узнаю их, но не даму, я узнаю “в них”, но не ее. Когда я только начал свои "скитания", сидел однажды в кафе, меня обдувал ветерок с Хадсон-ривер, и я знал, что он визуально выгодно и романтично сносит волосы с моего лба, я «любовался собой» - интересный парень на фоне реки, Манхэттена, цветов, флагов, женщин. Нас было двое за столиком, я и мой американский друг. Мы были довольны этим днем, собой в этом дне, взгляд блуждал, и мы одновременно повернули головы к женщине, услышав шелест ее платья. Это была очень красивая женщина, средоточие красоты, ее квинтэссенция и вершина. Она шла, вечно и пожизненно обремененная взглядами всех мужчин, и я никогда не возьму на себя смелость сказать, что в этих взглядах был только восторг и преклонение. О нет, ею хотелось обладать. Ей было за тридцать, совсем немногим за тридцать, и в этот день, как мне показалось, что-то случилось в ее жизни. Она не была самоуверенной и довольной собой, каблучок чуть косил, подрагивал от неуверенности или растерянности. Ее глаза были бешеными, самые бешеные глаза на Земле прошлись по моему лицу, не задержавшись на его чертах, слегка поправила волосы, на пальце блеснуло обручальное кольцо. Мы с другом переглянулись и он сказал то, о чем я подумал: «Представь, на свете есть мужчина, который ее не хочет»...

Почему я вспомнил это сейчас, в этом забитом баре? Ах да, дама за стойкой. Где она, кстати? Жаль, я не успел схватить ее образ. Так вот, все ли ищут удовольствий, легкости? Все ли хотят получать положительные эмоции? Не думаю. Вспоминаю многих встреченных за время «скитаний» - кого-то притягивала жажда саморазрушения, кто-то рвался к страданиям, кто-то стремился так постоить свою жизнь, чтобы сидеть в одиночестве и жалеть себя. Возьмем меня, например. Нет, пожалуй, меня мы сегодня брать не будем.

Жаль, что дама исчезла, я только собрался записать ее в мои музы на сегодняшний вечер. И что пришло взамен? Кто это идет, мелко семеня и крупно повиливая? Юная и уже грязная, в баре появилась дешевка, если в этой обители платиновых кредиток вообще что-нибудь бывает дешевым. Она прошлась глазами по публике и точно вычленила троицу петухов. Это гармоничная дешевка - от носа до хвоста, от одежды до прически, от лака до сумочки. Она двинулась к столику выбранных ею трех довольно молодых и явно не executives, одетых в яркие рубашки посетителей, а за ней поплыли еще две. Одна, кстати, меня удивила. Эта непохожа, совсем непохожа на дешевку, пока не улыбнулась. Пошлая лживая игривость улыбки втиснула эту точеную девушку в выбранное (или уготованное ей?) место. Они, пожалуй, никогда не станут проститутками, но так, подзаработать по случаю не против. Мне вот что интересно - сами дешевки понимают, что они такие? Когда они смотрят друг на друга в моменты кокетства, им не хочется сблевать? Мне интересно, о чем они говорят целыми днями, из года в год, что они делают, как убивают или проводят дни с такими же мужчинами? Почему мне интересно? Потому что я не понимаю. Мне всегда интересно понять то, что я не понимаю. Но все же мне любопытно не до такой степени, чтобы поманить к себе пальцем или бровью одну из них. Но что-то у них не получилось с компанией цветастых мотыльков. Мотыльки цокают языками и смотрят на…

Идиотизм дает чувство уверенности в себе и свободы, я уже давно это заметил. Ни один неидиот не посмел бы цокать языком такой девушке. Я никогда не видел ее здесь. Судя по тому, как все официантки по очереди подходят к ней поздороваться, она здесь работала. Возможно, когда-то, один день, один час, одно мгновение. В это мгновение эмир, султан, шейх, властитель богатств Эмирата и щедрых даров его недр, зашел в бар пропустить бокальчик «Шато Монроз». Увидев ее отражение в зеркальном квадрате за спиной бармена, он похитил красавицу-официантку, и, не спрашивая ее согласия, увез в свой дворец. Но у красавицы остался бойфренд, и она бежала, отстреливаясь, из дворца шейха. Точеные спортивные ноги ухоженной европейки перенесли ее через океаны и вот она, прекраснее Евы и красивее Линды Евангелисты, вошла в родной бар. Я не буду ее описывать. Пусть каждый нарисует ее сам. Но только я ее видел, я сижу не так далеко от нее и мне видно, как подведены ее глаза, как контур очерчивает губы, я отмечаю, как качественно она накрашена, какие у нее густые и тяжелые волосы. Такими рождаются или в таких вырастают? Я не буду врать, что не хочу с ней поговорить, но я к ней не обращусь не только потому, что не говорю по-французски, но потому, что я вижу, что она пришла сюда не за этим. Я это вижу, и мне странно, как этого могут не видеть те, кто успевает подойти к ней за эти несчастные пять минут. Пять минут! Она не может незаметно и тихо выпить бокал вина, перекинуться словами с барменом, ей не дают даже пяти минут расслабиться. Она отшила всех, и местных петушков, и властного бородача, и молодого ухоженного выпускника дорогой частной школы, она быстро допила вино и ее нет и не было здесь.

А я все еще сижу, я курю и тихо разговариваю со своим компаньоном, менеджером местной нефтяной компании (кто не знает, что в Монако богатые залежи нефти!). Завтра мы опять засядем с ним за правку контракта, пытаясь связать смачный маслянистый плевок из нефтепровода в прожорливое лоно зафрахтованного танкера-стотысячника. Но это только завтра. А пока я останусь. Я задержусь, пожалуй, здесь, в своем «странствии по свету в поисках впечатлений». Я сделаю привал и подумаю, куда двинуть дальше. Не надо спешить, я знаю, что надо впитать все от того места, где брошен якорь этого бара. Потом перелопатить впитанное в энергию, раскрутить ею жернова, намолотить, замесить, испечь, отдать кошкам на пробу, волкам на растерзание. И двинуться дальше…