Цитата:
Стриптизерша Шелли монологи из закрытой раковины
Стриптизерша приблизилась к креслам — и развалившиеся мужики как по команде расправили плечи, подтянули животы. Женщина за моей спиной прошипела: «Сука!» Понятное дело — бесстыжая, полуголая баба с потрясной фигурой готова за деньги сделать что угодно и с кем угодно. Плати — отымеет всех! Ведь стриптиз, ясное дело, — это просто прелюдия к порно!.. Шелли на оскорбление даже бровью не повела — шла себе по залу, заглядывая в глаза зрителей. Мне показалось, что дерзко.
О Каменской
— Я могла пойти в следователи, как Каменская, — около года работала участковым в Ленинградском районном отделении милиции. Но не сложилось, Бог с ним. Зато мне пригодилась эта хорошая аналитическая практика, ведь иногда очень не мешает просчитать реакцию клиента-зрителя. Конечно, я не мечтала о карьере стриптизерши с самого детства, в котором мне всегда хватало денег, но недоставало мамы, непрерывно забиравшейся вверх по карьерной лестнице. Шелли — мое настоящее имя, а не сценический псевдоним. И вообще-то я «белая и пушистая» — просто сменила свои русые волосы на иссиня-черную гриву женщины-вамп. Людей еще страшно забавляет, что я эстонка: «И что же, все эстонки так красивы и темпераментны?» Я спокойно отвечаю: «Ты же знаешь, скандинавские женщины, мягко говоря, флегматичны и далеко не красавицы. Мне просто повезло с предками».
О танцах
— Я очень люблю танцевать и хорошо умею это делать. Определенно, моя любовь к танцам сыграла роль в выборе нынешней профессии. Когда проснулась утром после развода с первым мужем, оказалось, что все мое состояние — хлеб, вода в кране, 20 сантимов в кошельке и ворох старых газет. Из одной я выудила объявление о наборе в группу исполнительниц стриптиза. Это было еще в те времена, когда местная публика не была так откровенно избалована и стриптиз в солидном клубе приносил классные бабки. Те самые, что дают свободу и независимость от тех, кто эти бабки платит, пребывая в уверенности: мы заказали музыку, мы и будем вас танцевать!
О работе
— Я предпочитаю сцену или зал с публикой. На шесте работать не люблю. Для меня стриптиз — это просто работа, для зрителей — способ получить чувственное наслаждение красивым телом, искусством обнажать его и управлять им. Именно за это они готовы платить, поэтому я обязана иметь отличный товарный вид. Ведь красивое тело — инструмент, которым я работаю. Я должна выглядеть соблазнительно, а лишние килограммы и «апельсиновую корку» на ягодицах сцена не прячет, а подчеркивает. После родов мне пришлось лишь позаботиться о безупречной груди, остальное — подарок природы и никаких усилий с моей стороны.
О мужчинах и женщинах
— Перед публикой я играю — делаю вид, что в моей профессии все возможно и уместно, а эту игру понимают не все. Моя профессия опасна, потому что качественно выполненный стриптиз может превратить слабого мужчину в неуправляемое животное. Я знаю, что для него стриптизерша — безымянный объект похоти и он думает, что с помощью этого «куска мяса» сможет убежать от своих комплексов. Но мне в кайф играть с огнем. И когда под улюлюканье зрителей слабак добровольно выходит на сцену, чтобы показать залу: мы их, стриптизерш, в любой момент можем трахнуть, я доказываю ему, как он не прав. Однажды у меня под рукой оказался массивный подсвечник, а расплавленный воск — хорошее отрезвляющее средство для чувствительного органа твердолобого самца. После выступления мужчины вынесли меня к машине на руках: «Извини за того м...ка…» Мужчины всегда будут хотеть стриптиз — и не потому, что они «так устроены», а потому что стриптизерша обладает товаром, которого нет порой в их собственных спальнях. Но не многие женщины способны побороть в себе зависть и сказать мне искренне, без яда: «Вы потрясающе танцуете и раздеваетесь! Я получила настоящее наслаждение, многое поняла и кое-чему научилась».
О проституции и мозгах
— Я умею быть проституткой, но только в постели с любимым, а других не подпускаю к себе ни на сантиметр. Да, некоторые девочки уходят после выступлений с клиентами — во многих клубах сие не возбраняется. Но это не для меня, и я не очень люблю выступать в клубах — предпочитаю индивидуальные шоу по вызову. Когда тебя приглашают выступить специально, публика настроена иначе: зритель знает, что он заказал супершоу, которое стоит определенных денег. Другое дело — упившиеся посетители клубов, требующие под утро продолжения банкета на халяву. Я им говорю: «Вы сверхурочно работать даром будете? Нет? Ну и я не буду». Вообще наличие мозгов в женщине пугает мужчин сильнее, чем боязнь заразиться нехорошей болезнью. Один такой мыльный пузырь, узнав, чем я занимаюсь, тут же предложил форсированную программу: минуя все пункты, сразу в койку. Очень расстроился, когда рот открыла я. Нет, говорит, у нас с тобой ничего не выйдет: у тебя кроме груди еще и мозги есть. Это мне ни к чему.
О любви
— Одно дело — красиво, профессионально раздеваться на публике, другое — согласиться на стриптиз душевный. Самый мучительный вид обнаженки. Мне повезло с первым мужем. Это самый достойный мужчина моей прошлой жизни, но особой страсти и любви в ней не было. Мой сын живет в новой семье своего отца, и тот часто возит мальчика в Таллин к моей маме. Я решила, что при моей профессии так будет лучше для сына. Ну что я могу ему дать: работу до рассвета, возвращение домой под утро, косые взгляды «доброжелателей»? Это самая болезненная для меня тема. Я сюда никого не пускаю — резко захлопываю створки раковины. Друзья зовут меня Shell, а это именно раковина и есть. Сейчас моя частная жизнь — жизнь женщины, испытавшей многочисленные измены гражданского мужа. Пять лет назад его не смутила моя профессия, приносившая деньги. В их семье денег никогда не было, и, проведя небогатое детство в тесной квартирке вдвоем с мамой, он не научился зарабатывать. И с ней мы не подружились — стриптизерша, да на шесть лет старше сына, да еще с ребенком от первого брака не пришлась по душе. Когда нас увидели с ним впервые, его приятели изумленно спрашивали: «Вот это да-а-а! Где ты ее отхватил?!» А мои крутили пальцем у виска: «С ума сошла? Где такое «сокровище» отрыла?» Да, на меня оборачиваются с отвисшей челюстью все встречные мужчины. Да, я зарабатываю покруче многих из них. Да, я сто раз слышала, что мое тело сводит их с ума. Ну и что? Они чужие мужья. А мой... После очередной ходки я хлопнула дверью и через неделю вернулась. Кто знает, повторится ли это в будущем — в который уж раз... Эти мальчики, которых мы своими руками превращаем в мужчин, в один прекрасный день заявляют: «Я тебе не тот мальчишка, которого ты встретила пять лет назад! Я уже мужик!» Поэтому они периодически заглядывают в соседний сад — доказывать себе самому это самое «мужчинство». А если за это время в его кармане заведется какая-никакая своя денежка, то он говорит: «Да что ты из себя представляешь! У тебя никогда ничего в жизни не будет!» Пока я с ним — у меня действительно ничего не будет. За пять лет я ему ни разу не изменила. Почему бабы такие идиотки? Почему обязательно поддаваться этой заразе, этой липучей болезни — любви, как ее называют дураки поэты? И все время думать о ней? Мы часто не замечаем, как превращаемся для своих мальчиков не только в любовниц, но в наставниц. Объясняем, например, что разгуливать по городу в «трениках» — это не есть хорошо. Но главное, мы не замечаем тот момент, когда они вдруг оказываются объектом нашей безмерной любви. Они тоже быстро учатся мстить нам за свои детские комплексы и мужскую несостоятельность. Это я не про физиологию.
О чулках
— Он настолько привык, что я рано или поздно к нему возвращалась, что в последний раз заявил: «В следующий раз ты на коленях будешь просить меня вернуться. Я же хорошенько подумаю, стоит ли». Но за весь этот день он почти «спалил» батарею на моем мобильнике. Очевидно, хотел узнать, как идут репетиции коленопреклонения, но мне недосуг было разговаривать... Он очень хотел попасть вместе со мной «в журнал»: «А как меня будут фотографировать? Как мы будем позировать — за чашкой утреннего кофе?» Я ему говорю: «Дорогой, тебе не кажется, что писать собираются обо мне?» — «Но ведь я столько значу в твоей жизни!» Может быть, вы думаете, что я вою ночами и грызу подушку от безысходности. И примеряю чулки попрочнее, репетируя в них: милый, возьми меня назад! Ну, допустим, я погрызла подушку две ночи — и выбросила. Послушала любимый Rammshtein. А вы знайте: если я примеряю сейчас чулки, то вовсе не для того, чтобы ползать на коленях. Я действительно репетирую — как, скинув их с ног, разыграть сегодня вечером очередного «охотника», обвить вокруг шеи, довести до экстаза — и выскользнуть из его дрожащих лап, подбирая свои тигровые одежды. Толкнув напоследок каблуком-шпилькой. Небольно так, типа декоративно. Ну-с, завоеватели, вперед, на охотничью тропу! Скоро выход Шелли!
Лайла Брице (c)
|