Part 44.
Один из них, молодой брюнет, с красивым неподвижным лицом сидел рядом с Джиной. Другой, огромный, жилистый негр, накрывал на стол. То, что это были именно их мужики, у меня не вызывало сомниния. Слишком близко, не по американски, придвинулся к моей Джиночке брюнет, слишком развязанно, слишком по хозяйски, вел себя чернокожий Ахиллес.
Хоть и был я равнодушен к женским прелестям Джины, хоть и желал ей найти своего суженного, ощутил я, всё-таки, некоторую потерю. Совсем неплохо смотрелась карлица сегодня. Нашла она, наконец, свой правильный образ - уютной пампушки. Форма для пампушки не значит совершенно ничего, главное пышность, мягкость и сдобность. Личико у Джины было неплохое, пожалуй даже милое. С пышностью и мягкостью всё тоже было в порядке. Одежда же имела не подчеркивающий, а отвлекающий характер.
На свидания со мной Джина зачем-то одевала брюки, сегодня же она была наряжена в какой-то красочный декоративный балахон. Линии рисунка ткани были столь витиеваты, что когда я попытался за ними проследить, у меня закружилась голова. О том где была её талия, где начинались и где кончались её ноги, можно было только догадываться. Под свободными, волшебными завесами драпировки могло скрываться что угодно.
Негр протянул свою ладошку, размером с небольшую совковую лопату и представился: - Пастор Джон.
Part 45.
Служители культа были всегда интересны Кандиду. Думаю, что родись я лет на 300 ранее, была бы мне одна дорога - в священнослужители. Ныне яростные гонители науки, тогда, в те давние времена, являлись они хранителями знаний. Недаром же М. Ломоносов, заполняя анкеты, в графе образование писал: Греко-Латинская Академия. Специальность: Ученый Дьяк.
Прочтите слово Дьяк несколько раз, до тех пор, когда его церковный смысл не улетучится, и вы поймете, что название старинной специальности звучит совсем не хуже чем Кандидат Наук. Оно, пожалуй, даже лучше, вернее передаёт сущность профессии. Четко сказано: Ученый. Ну а ДК, это, наверное, что-то вроде заграничного Ph.D. Кандидат Наук же, скорее всего, просто калька с грубейшей бурсацкой латыни.
Part 46.
Никакой особой благостности в облике американского батюшки не было. Вместо неё обнаружились лукавое добродушие и недюжинная простота нравов - разговаривая со мной о Троице, он вдруг неожиданно звучно шлепнул по заднице проходящюю мимо пятидесятилетнюю Соню. Завижав, Соня отскочила и уже с безопасного расстояния пригрозила батюшке кулачком. Её мгновенно помолодевшее счастливое лицо выдавало незаурядные способности прелата в области общения с противоположным полом.
Джон и Иоган были давнишние знакомцы. По дороге домой Иоган объяснил мне Сонино счастье. Батюшка и Соня находились в самых близких, самых приятельских отношениях уже несколько лет. Был у батюшки, однако, серьёзный недостаток. Он хоть и любил беленьких, но не обижал и своих прихожанок. Посему случались у него, иногда, продолжительные загулы, а также случаи уклонения от своих пасторских, по отношении к Соне, обязанностей.
Пыталась она его исправить, но разве можно было её маленьким кулачком сдвинуть такую глыбу? Мы с Иоганом, крупные, вроде, мужчины, казались по сравнению с батюшкой мелкими рыбешками. Думаю, захоти он, мог бы пастор жонглировать 90 килограмовым Кандидом и 95 килoграмовым Иоганом как гирьками.
Последний батюшкин загул был особенно продолжителен и невыносим. Батюшка совсем отбился от рук и не появлялся уже несколько месяцев. Соня, измученная, исстрадавшаяся, временами обращалась в фурию.
То что я не хотел трахать Джину, она воспринимала как отражение своей собственной беды. Ей казалось, что мы с батюшкой, да и не только с батюшкой, со всеми остальными мужиками сговорились, чтобы мучить бедных неудовлетворенных женщин. Так я и схлопотал свою "дешевку".
В конце концов, батюшка одумался и явился с покаянием. Был немедленно прощен и обласкан.
|