ТТХ: 20 лет, рост: 165 см, размер груди: 1, вес: 50 кг, волосы: светлые.
Цена: 1600 руб за 1 час.
Улица: Александра Невского. Метро: Площадь Александра Невского, Московская.
Отчет:
Глава I День первый. Путешествующие китаянки.
Последний раз мы видели Радищева, движущимся в направлении площади Трёх Вокзалов, где он смешался с толпой приезжающих и отъезжающих граждан, бомжей, вокзальных шлюх, носильщиков, цыганских детей и прочего вокзального люда. Радищев, прижимая к груди дорожную сумку, миновал площадь, и пакгауз вокзала, вышел на перрон, и пошел вдоль платформы, к нужному ему вагону, располагавшемуся в середине состава. Проводница в синей юбке и блузке, проверив проездные документы, предложила Радищеву, не мешкая, пройти в вагон, так как до отправления самого красного из всех зеленых поездов оставалось не более пяти минут. На соседнюю же платформу подали «Николаевский» экспресс. Радищев любил этот поезд, за его солидный внешний вид, и внутренне убранство, за его обходительных проводников, одетых в зеленую униформу с золотыми аксельбантами, и красными петличками, лацканами и лампасами, и поэтому он вздохнул, сожалея, что не случилось в этот раз прокатиться в нем. Поезд уже тронулся, когда Радищев сунул голову в приоткрытую дверь купе, как в гильотину. Справа на нижнем месте сидели три китаянки: две - пожилые и одна - лет 20-ти или, может быть, 30-ти, что не слишком существенно; ибо такую, казалось бы, значительную разницу в возрасте уловить бывает почти невозможно, учитывая, что китаянки лет до 45 совсем не старятся, зато после, увядают достаточно скоро как срезанные цветы. Китаянки смотрели на Радищева испуганно, словно аборигены, на колонизатора, бесцеремонно вторгшегося в их пределы. Радищев напрягся, улыбнулся им так дружелюбно, как только мог (ему очень понравилась молодая китаянка), и произнес решительно и скороговоркою: «Нинь хао! Цзинь дао нинь во хын гаосин! Женьши нинь фэйчан гаосин! Во цзяо Иван Ладичэфу!» Что, по его мнению, должно было означать: Здравствуйте! Я очень рад видеть вас! Я счастлив, познакомиться с вами! Меня зовут Иван Радищев! Глаза китаянок, до которых, видимо, дошел смысл сказанного, не смотря на то, что Радищев совсем не был уверен, что употребил нужные слова и правильно их произнес, расширились до почти европейских размеров. А в этот момент поезд, плавно перед тем набиравший ход, и уже разогнавшийся, внезапно запнулся в своем движении, и дверь защемила просунутую в нее голову дедушки, тело которого с ногами и руками с сумкой оставалось в проходе. Китаянки вскочили с места, и в шесть рук вызволили застрявшую в двери голову галантного старичка, усадили его на сидение, согласно купленного билета, причем, молодая китаянка, села рядом с ним, и еще некоторое время держала его за руку своей маленькой, как у ребенка, ручкой. Китаянки затараторили. Очень скоро выяснилось, что Радищев не владеет китайским языком, и поэтому их совсем не понимает. Молодая же китаянка, оказалось, что неплохо владеет русским. Через полчаса они угощали Радищева зеленым чаем. Еще через пол часа Радищев знал про них все или почти все, кто они и откуда родом, где живут, все про их детей, мужей и родителей, и других близких и дальних родственников. Оказывая спутницам, всяческие знаки внимания, Радищев не забывал настойчиво «клеится» к молоденькой азиатке, то, хватая ее за руку, и удерживая в своей руке ее руку, то, обнимая ее за плечи или за талию. И ей это, похоже, нравилось, так как она отвечала пожатьями на его пожатья, и не отстранялась, а, напротив, придвигалась к нему все ближе. Китаянки были смешливыми. Время перевалило за полночь, а нечаянные попутчицы Радищева, к неудовольствию соседей, вместо того, чтобы угомониться, только расходились еще пуще, и непрестанно хохотали, и даже взвизгивали, а Радищев им вторил своим густым басом. В два часа ночи по настоянию проводницы стали готовиться на покой. Радищев уступил свою нижнюю полку пожилой китаянке, а сам оказался как раз напротив молоденькой, которая, как мартышка, проворно вскарабкалась наверх. Укрывшись простыней, она сняла с себя под ней некоторую одежду, и повернулась лицом к Радищеву, который также повернулся к ней лицом. Глаза их встретились, и они, не отрываясь, смотрели друг на друга минут пятнадцать. Что было у нее в голове, Радищев в точности сказать не может. Но в этот самый момент в его не вполне здоровой голове созрело решение изменить цель своего двухдневного пребывания в Северной Пальмире – потаскаться по питерским шлюхам, а вместо этого составить компанию путешествующим китаянкам, и разделить с ними все радости и невзгоды их путешествия. Радищев погасил ночник, а китаянка последовала его примеру.
Таким образом, ранним утром редкие прохожие могли наблюдать кавалькаду, пересекавшую Лиговский проспект. Впереди вышагивал Радищев, катя за собой два чемодана, по обе стороны от него семенили две пожилые китаянки, не обремененные поклажей, а сзади свой маленький чемоданчик на колесиках катила молоденькая и хорошенькая китаянка, замыкавшая процессию. У Чэнь, Ли и Сяо Чжан были забронированы номера в филиале «Октябрьской» (Лиговский, 41). Там же и решил поселиться Радищев. Отремонтированный номер, с новой мебелью и сантехникой обошелся ему в три с половиной тысячи рублей.
К вечеру у Радищева распухли и воспалились колени. Ноги отказывались ему повиноваться, сказывались возраст и пройденные километры, но дедушка держался стоически, тем более, что пожилые китаянки, будучи немногим моложе его, казалось, что совершенно не устали. Вечером Радищев пригласил своих трех новоиспеченных знакомых женщин поужинать в ресторане. Из-за дождя пришлось отказаться от ночного катания по Неве, под разведенными мостами, поэтому к одиннадцати часам компания уже вернулась в гостиницу, и распрощалась в холле. Китаянки направились к лифту, а дедушка в ресторан-кафе, чтобы купить воды в номер. В ресторане посетителей не было. Когда он с двумя бутылками «Боржоми» оказался возле лифта, то увидел на лестнице высокую, худую и некрасивую проститутку, которая спросила: «Не желаете девушку?» «Вы имеете в виду себя?» – уточнил Радищев. «Да!» – не без гордости ответила она. «Нет, спасибо! – ответил дедушка, но на всякий случай поинтересовался, а еще девушки есть?» Проститутка, подумав немного, сказала: «Может быть, еще подойдут, а, может быть, нет». «Удачи!» – сказал Радищев, и отправился спать.
Придя в номер, дедушка разделся, принял душ, лег, закрыл глаза и задремал. Раздался звонок телефона. Дедушка вскочил и опрометью кинулся снимать трубку, опрокидывая в темноте предметы на своем пути. «Уэй! (Алло (кит.))» - сказал он. После секундного замешательства женский голос произнес: «Не желаете ли отдохнуть с симпатичной девушкой?» «Это очень своевременное предложение – ответил Радищев, только не могли бы вы огласить прейскурант на услуги?» «Часик – 2800, два – 3500, ночь – 6000» - ответил женский голос. «Хорошо! Заходите, посмотрим, стоит ли оно того!» –согласился Радищев. Через пять минут в дверь постучали. Радищев открыл. На пороге стояла та же проститутка, что встретилась дедушке возле лифта. Дедушка изменился в лице, проститутка перестала улыбаться. «Если хотите, вам привезут других девочек! – предложила она, только скажите, какие вам нравятся, блондинки или брюнетки?». «Мне в сущности это без разницы, главное, чтобы девушка была не толстой, не слишком высокой, не больной, симпатичной, хорошо делала минет, целовалась в губы, позволяла себя трогать во всех местах, и любила секс больше, чем деньги!» – пояснил Радищев. «Подождите пятнадцать минут!» – ответила проститутка, проникшись дедушкиными вкусами. Радищев снова лег, задремал.
Раздался короткий и сильный удар в дверь, едва не снесший ее с петель. «ОМОН!» – пронеслось в голове Радищева, и он бросился открывать, не дожидаясь, пока дверь вынесут. Открыв, он увидел девицу не слишком симпатичную с широкими плечами и узкими бедрами, торчащей вперед грудью, которая вошла в номер. Моментально скалькулировав, что стоить она может не более 50$ в час, Радищев предложил ей остаться за 100 $ на два часа. «А вам разве не сказали, что у меня совсем другие расценочки?» – удивилась девица. Радищев не стал интересоваться какие. Он сказал: «Больше 100 $ я вам все равно не дам. Если дам, то утром будет визжать горничная, увидев в номере жабу и меня, задушенного в постели, с синим лицом. Если хотите, оставайтесь за эти деньги на час или на два, как вам будет угодно! Если нет, то, спокойной ночи!» «За 100$ я не останусь» – не соглашалась девица. «Тогда, спокойной ночи, - отвечал Радищев, извините, но мне завтра рано вставать!» Радищев закрыл дверь, лег, закрыл глаза и провалился в темноту.
Глава II День второй. Три зеленые ступеньки.
Утром Радищев освободил номер, сказав, что до расчетного часа уже не вернется, сдал дорожную сумку в камеру хранения, и отправился с китаянками в Петергоф. Вернувшись в город после обеда, он повел их в магазин сувениров, что расположен на Английской набережной, возле моста Лейтенанта Шмидта. Радищев еще прежде заметил, что пожилые китаянки не стеснены в средствах, и покупают понравившиеся им вещи, не задумываясь, и не торгуясь. Маленькая же Чжэнь, напротив, не истратила на покупки ничего. Когда его спутницы разбрелись по трехуровневому зданию магазина, Радищев отправился в ювелирный отдел, и купил там за 100 евро красивое серебряное ожерелье с округлыми янтарными вставками. Пожилые же китаянки взяли красные корзинки для покупок, которые не могли нести в руках, не растеряв их. Сяо Чжан купила два браслета из янтаря для сестры и мамы, как пояснила она. Выйдя из магазина, Радищев, подождав, когда пожилые китаянки отвлекутся, вручил Сяо Чжан холщовый мешочек с ожерельем, сказав буквально следующее: «Чжан сяо гунчжи! (Маленькая принцесса Чжан!) Это мой Вам подарок, в знак моей к Вам любви и расположения!» Чжан не ожидала подарка, она оторопела, она смутилась. Она посмотрела в лицо Радищеву и тихо сказала: «Се-се! (Спасибо, кит.) Но мне нечем отблагодарить Вас!» «Мей гуанси! Мей шэмэ! (Не беспокойтесь! Не стоит благодарности!, кит.)» – отвечал ей Радищев. Сяо Чжан взяла дедушку за руку, своей маленькой, как у ребенка, ручкой, и они принялись нагонять пожилых своих спутниц, ушедших далеко вперед. В восемь вечера Радищев проводил путешественниц в отель. Настала пора прощаться. Поезд Радищева отправлялся в одиннадцать, поэтому китаянки предложили ему отдохнуть в номере кого-нибудь из них до отъезда, но дедушка отклонил их любезное предложение, сославшись на имеющееся у него дело, которое необходимо успеть сделать. Радищев расцеловал дамам ручки, пожелал им удачного продолжения путешествия, сказал еще много слов, много слов выслушал в свой адрес. Пожилые китаянки отправились к лифту, а Сяо Чжан задержалась. Тогда Радищев обнял ее и поцеловал в губы. Она прижалась своей щекой к его, дедушкиной груди, дедушка прикоснулся лицом к ее черным и мягким волосам, пахнущим какими-то неведомыми нашим парфюмерам ароматами, и так они постояли еще минуточку, а потом дедушка тронулся в путь.
Надо было торопиться, чтобы не опоздать на поезд. Без пятнадцати девять дедушка вошел в метро, а без пяти девять уже выходил из него на площади Александра Невского. Ровно в девять он подошел к дому на одноименной с площадью улице и отзвонил, как было условленно. Ксюша, с которой он договорился на девять, сказала, чтобы он вошел во двор и подошел к последнему подъезду, что рядом будет еще дверь с тремя зелеными ступеньками. Дедушка завернул во двор, проследовал вдоль всего дома, но зеленых ступенек не обнаружил, как не приглядывался. Он бы решил, что становиться дальтоником, если бы увидел хоть какие-нибудь ступеньки, ведущие хоть куда-нибудь. Тогда он опять позвонил, и сказал, что не видит зеленых ступенек. «Ты видишь белую машину напротив подъезда?» – спросила Ксюша. «Вижу, - отвечал Радищев, но зеленых ступенек не вижу!» «Ты прикалываешься? – переспросила Ксюша, подойди к подъезду и нажми на правой стороне двери три, восемь, два, один!» Дедушка подошел, нажал, дверь не открылась. Он снова перезвонил, посетовал на постигшую его неудачу, повторил адрес, описал приметы двора. Все в точности совпадало, кроме этих самых трех зеленых ступенек. «Подождите, я за Вами спущусь!» – сжалилась Ксюша. Радищев подождал минут пять, но за ним никто не вышел. И тогда он опять перезвонил, и Ксюша ему соврала, что выходила, но никого не видела. Радищев, уже не опуская трубки, подошел к подъезду, и Ксюша повторила ему код: «Три, восемь, два один! Нажмите одновременно!» Радищев нажал, и дверь открылась. Войдя в прихожую, Радищев был сражен обилием женской обуви, стоявшей на длинной полке для обуви и под ней. Разглядывать большую старую питерскую квартиру с древней мебелью множеством разбросанных в беспорядке вещей, было некогда. Радищев оглядел Ксюшу, встретившую его в трусиках и в лифчике, нашел ее вполне е@ательной, отсчитал деньги, и положил их на стол. Ксюша дала ему желтое полотенце с цветами, не первой свежести, но, судя по всему, им не вытирались уже несколько недель. Радищев проследовал в ванную, залез в ванну, на дне которой отсутствовала эмаль, но зато стоял большой эмалированный таз с замоченным в нем бельем. Однако, уставший и вспотевший за день дедушка был не в претензии и доволен, хотя бы таким представившимся ему случаем освежиться перед дорогой. Он выдавил, засохший на дне флакона гель «Timotey». От души им намылился, полился душем и, собрав в охапку свою одежду, отправился в комнату. Голая Ксюша предложила ему лечь, целовалась с ним в губы, позволяла (но не глубоко) проникать пальцем во влагалище, предварительно смазанное кремом (Радищев сказал, что торопиться), легонько поддрачивала, наигранно постанывала безо всякого повода, одев презерватив, и, улегшись на дедушку так, что ее писька оказалась над его лицом, ласково сосала, глубоко погружая пенис в рот. Села на дедушку верхом, встав на одно колено, а другое, согнув, как стрелок, целящийся с колена, двигала тазом вверх и вниз, пока не устала, и уже перестала стонать. Потом дедушка перевернул ее на спину, упер ее плечами в спинку кровати, задал ей ноги кверху, и присунул, да так хорошо, да так по-молодецки, что, когда кончил, подумал: «А, цел ли там презерватив, мать его!?» Но все обошлось. Ксюша легла на живот, дедушка поцеловал ее в попку, как младенца. Оделся, обнял и, посоветовав беречь себя, отправился к двери.
Радищев прибыл на перрон, одновременно с поездом. С ним в купе ехали молодая супружеская чета, и над ним на верхней полке - парень – косая сажень в плечах и двухметрового роста. Его кроссовки стояли под полкой Радищева, там, где была его голова, и источали удушливый, резкий и тошнотворный запах немытых ног. Радищев невольно посочувствовал, горячо любимым, женам, стирающим мужние носки, и проституткам, их не стирающим, но которым иногда случается вдохнуть их аромата. Радищев подумал, что путешествующие китаянки, были крайне приятными соседками по купе. Дедушка засыпал, зажав пальцами нос, а колеса поезда ему отстукивали: «Сяо Чжан! Сяо Чжан! Сяо Чжан!»
Назад
Конференция
Вперед
Списком
Три зеленые ступеньки
Редактировать
Ответить
Цитата
